Сергей НИКОЛЮК
Третий срок Владимира Путина пришелся на очередную смену поколений. В активную общественную жизнь вступают россияне, не носившие пионерских галстуков и комсомольских значков. Но не следует сводить перемены к безвременной кончине коммунистической идеологии, она и в начале 70-х уже мало кем воспринималась всерьез. Постперестроечная реальность отличается в первую очередь наличием социальных и экономических ниш, свободных от тотального контроля со стороны государства. Вот в этих нишах и появилась у нового поколения («поколения заплечных рюкзаков») возможность формировать нового человека, близкого по своим характеристиками к представителям среднего класса Запада.
Третье поколение лидеров
Средний класс - понятие не столько потребительское, сколько гражданское, поэтому к попыткам определить его численность с помощью формальных критериев следует относиться без фанатизма, тем более что и формальные критерии каждый отбирает по своему вкусу. Так, по мнению В.Путина, численность среднего класса в России составляет около 30%, но по критерию Всемирного банка среднемесячный доход представителя среднего класса начинается с 3,5 тыс.долл. По таким меркам в России и 5% не наберется.
Но от какого бы уровня доходов мы не отталкивались, нельзя отрицать того факта, что доля россиян с высшим образованием, пользующихся интернетом, имеющих собственное жилье, неуклонно растет. Приведу цитату из предвыборной статьи Путина: «Сегодня наше общество совсем другое, чем в начале 2000-х годов. Многие люди становятся более обеспеченными, более образованными и более требовательными. Изменившиеся требования к власти, выход среднего класса из узкого мирка строительства собственного благосостояния - это результат наших усилий. Мы на это работали».
Как говорится, за что боролись… Если в индустриально развитых странах средний класс выступает гарантом социальной стабильности, то в России все наоборот, и причину парадокса следует искать не в особенностях среднего класса, а в своеобразии политической системы, сложившейся за пять предыдущих президентских легислатур.
Время «теневиков»
Смерть политики, рожденной перестройкой, произошла не без участия В.Путина. В 2000 г. россияне голосовали не только за смену курса, но и за смену стиля правления. Страна устала и от противостояний демократов с коммунистами, и от «загогулин» первого президента. Несмотря на то что Путин был фактически назначен Борисом Ельциным, в Кремль он пришел не «наследником», а скорее «могильщиком» своего предшественника. Важной особенностью избирательной кампании подполковника КГБ явилось отсутствие конкретной программы, что позволило ему соответствовать ожиданиям как «левых», так и «правых».
Есть своя закономерность и в том, что «по-военному исполнительный функционер, лишенный политического лица или профессионально его прячущий, оказался наиболее удобным фокусом расчетов всех групп правящей бюрократии и массовых надежд» (Ю. Левада). Общественный запрос на «силовика» интуитивно понимал и Ельцин, об этом свидетельствует список кандидатов, принявших участие в «кастинге преемников»: Николай Бордюжа (директор Федеральной пограничной службы), Евгений Примаков (в качестве сотрудника Института мировой экономики и международных отношений тесно сотрудничал с разведкой, поэтому далеко неслучайно в 1996 г. был назначен директором Внешней разведки России), Сергей Степашин (руководитель Ленинградского управления КГБ) и наконец Владимир Путин (штатный сотрудник Ленинградского управления КГБ).
Существует расхожее мнение, что прорыв «силовиков» во власть начался во время первого президентского срока Путина. Однако таблица, составленная руководителем Центра изучения элит Института социологии РАН Ольгой Крыштановской, данное мнение опровергает.
Задача, которую предстояло решить Путину вместе с командой своих друзей, получила в Кремле название «остановить революцию». «Самое главное, что надо было сделать, исходя из этой задачи, - считает Крыштановская, - это ликвидировать альтернативные центры власти, которые, глазами людей, пришедших к власти, создавали хаос в политике». Список альтернативных центров власти возглавляли губернаторы, особенно губернаторы богатых регионов. Далее шли олигархи, способные в тот момент не только назначать министров или влиять на состав Совета безопасности, но фактически дирижировать Государственной думой. Третья опасность - политические партии, дружно демонстрирующие свою оппозиционность Кремлю. Четвертая опасность - независимые СМИ.
В течение первого путинского срока все самостоятельные центры силы были ликвидированы. Их место заняли одержимые жаждой реванша силовики. Тут требуется пояснение. На начальной стадии развития «дикого» капитализма, когда колоссальные личные состояния формировались невероятно быстро, люди в погонах оказались чужими «на этом празднике жизни». Военные не могут не быть государственниками, только слабому государству они были не нужны. Но они верили, что их час придет. При Путине они сконцентрировались в первую очередь в подразделениях администрации президента, аппарата правительства, в аппаратах федеральных округов, в ведомствах, которые контролировали финансовые потоки.
Постепенно произошла ротация олигархов. На место постоянно мелькавших на телеэкранах лиц пришли уже не десятки, а сотни бизнесменов новой волны, которые не стремились стать публичными фигурами и не лезли в политику. При этом многие из них оказывали политическое влияние не меньше своих предшественников, но не афишировали его. Политика ушла в тень.
С помощью ноу-хау в виде госкорпораций «теневики» фактически возродили традиционную для России систему кормлений. Обращусь вновь за помощью к Крыштановской: «Операция по формированию корпуса госолигархов проводилась в два этапа. Первый этап - с 2000-го до 2003-го - годы, когда нужные люди заняли в государственных структурах ведущие позиции. Например, какой-нибудь старый сослуживец Путина назначается на позицию начальника департамента в Росимуществе. На втором этапе он уже официально, не как силовик и не как друг Путина, а просто как чиновник делегируется в некий совет директоров. И получилось так, что в этих крупных государственных компаниях люди из администрации президента, из правительства получили полный контроль».
Между налогоплательщиками и пожирателями налогов
Преодолению «хаоса в политике» способствовал не только специфический опыт «силовиков», с помощью которого они утвердили свою монополию на власть, но и рост цен на нефть, позволивший рассчитаться с внешними долгами и создать солидную финансовую «подушку безопасности». За «тучные» нулевые годы обновленная власть отработала алгоритм поддержания социальной стабильности, основанный на раздаче бюджетных денег. В 2002-2007 гг. реальные доходы населения росли на 7-8% в год.
Однако мировой экономический кризис показал всю иллюзорность стабильности, основанной на сырьевом благополучии. «Под сомнением, - как отметил директор «Левада-центра» Лев Гудков, подводя итог второго путинского срока, - оказалась прежде всего вера людей в то, что рост доходов при Путине будет продолжаться неопределенно долго, а это было именно то, что составляло основу легитимности действующего режима, условие признания авторитетности руководства страны, то, ради чего население было готово мириться и с административным произволом, и с незащищенностью своего повседневного существования, и с войной в Чечне, и с тотальной коррупцией, идущей с самого верха и разъедающей ткань всех социальных отношений, и со многими другими пороками нынешней государственной системы».
Традиционная раздача денег на время приостановила рост недовольства, но начиная с осени 2010 г. в обществе начался процесс ревизии сложившихся представлений о власти и курсе развития страны. Ограничусь лишь двумя примерами. Если в 2007 г. 38% полагали, что в стране происходят рост и развитие, а 21% - торможение и застой, то в 2011 г. вариант «застой» собрал 36%, а первый вариант - лишь 18%. Существенно растерял свою былую популярность принцип единоначалия, на основании которого и выстраивал Путин властную «вертикаль». В середине 2000-х абсолютное большинство (50%) поддерживало концентрацию власти в одних руках, и лишь 36% выбирали ответ: «Чтобы власть была распределена между разными структурами, контролирующими друг друга». Сегодня ситуация развернулась: 38% предпочитают первый ответ и 46% - второй[1].
Столь высокой по любым меркам социальной динамике способствует латиноамериканский масштаб расслоения населения по доходам. За последние 12 лет оно существенно увеличилось. Согласно Росстату децильный коэффициент (отношение среднего дохода 10% самых богатых граждан к среднему уровню доходов 10% самых бедных) составил в 2011 г. 16,2 (в Беларуси около 6). В 2000 г. этот показатель был существенно ниже – 13,9. Однако это среднее значение по российской «больнице». Россия состоит из дотационных регионов и регионов-доноров. Чем богаче регион, тем выше уровень социального неравенства. Так, децильный коэффициент в столице составляет 29, в нефтегазодобывающем Ханты-Мансийске - 20, а в депрессивных регионах - 10 -11.
Наибольшей электоральной поддержкой Путин пользуется в депрессивных регионах. Для пояснения данного парадокса процитирую журналистку Юлию Латынину: «Я убеждена, что определяющим конфликтом в сегодняшнем мире, где уровень развития производительных сил таков, что позволяет обеспечить безбедное существование человека - это конфликт между тружениками и иждивенцами, между теми, кто стремится заработать, и теми, кто стремится поделить, теми, кому нужна лодочка, и теми, кому нужна рыба, желательно жареная и еще с подливкой, между налогоплательщиками и пожирателями налогов».
Уверенная победа при минимальной поддержке
Российское общество (как и белорусское) расколото на нуждающееся в государственной опеке «большинство» и самодостаточное «меньшинство» в соотношении примерно 2:1. Понятно, что в условиях электоральной демократии любая власть обречена опираться на «большинство» (на «коллективы бюджетно зависимых лиц» по определению прокремлевского политтехнолога Глеба Павловского). Российская власть в этом смысле не является исключением, благо хорошая внешняя конъюнктура до сих пор позволяла оплачивать поддержку «большинства».
Но решая задачи своего тактического выживания, Путин и Кº загоняют себя, государство и общество в стратегический тупик. Россия как никогда ранее в своей истории нуждается в модернизации, но провести ее в очередной раз авторитарными методами, опираясь исключительно на бюрократию, сегодня уже не получится. Основным субъектом модернизации в постиндустриальную эпоху стал частный бизнес, роль же государства все больше ограничивается созданием благоприятных условий для его инновационной деятельности. Но обратимся к Бюджету-2012. Это бюджет пенсионеров и военных. На социальный и силовой блоки приходится более 60% общей суммы расходов, в то время как расходы на человеческий капитал (образование, здравоохранение) - менее 10%, на науку - менее 2%, на модернизационные проекты - 0.4%.
Российское общество может находиться в двух состояниях: спящем и возбужденном. Последний раз массовые акции протеста проходили в Москве в 1993 г. Уровень фальсификаций на декабрьских выборах в Думу не вышел за привычный предел 5-8%. Почему же тогда митинги оппозиции вновь стали собирать десятки тысяч человек? Кроме объективных причин, о которых говорилось выше, для перехода общества в возбужденное состояние (речь, разумеется, идет лишь о среднем классе), требовалось субъективное по своей природе событие, способное сыграть роль триггера. По мнению экономиста Алексея Вязовского, в качестве триггера послужил факт формирования тандема: «Тандем, пришедший на смену традиционной российской автократии, приняли за новую форму власти, и это стало непредвиденным стрессом как для элиты, так и для значительной части общества. У одних это породило новые надежды, у других - новые страхи. Дело разрушения режима довершило бестолковое поведение самого Медведева, который по ряду вопросов как внешней, так и внутренней политики позволил себе вступить в публичную полемику с Путиным».
Но какими бы не были причины, разбудившие средний класс, они заставили Кремль в пожарном порядке внести ряд изменений в катившуюся по привычной колее избирательную кампанию (законодательные инициативы по упрощению регистрации партий, возвращению выборов губернаторов). Однако этого оказалось недостаточно для привлечения на свою сторону протестующих жителей столицы, поэтому в последний момент политтехнологами Путина было принято решение задействовать традиционные механизмы негативной мобилизации для стимулирования максимальной поддержки со стороны «большинства». Призыв умереть под Москвой «как наши братья умирали» (предстоящее празднование 200-летия Бородинской битвы оказалось очень кстати) - лишь один из примеров подобной мобилизации.
Путин уверенно обошел своих соперников в первом туре, получив 63,6%. Однако не следует забывать о явке, составившей 65,3%. Перемножив два показателя, мы получаем, что за президента «большинства» проголосовало 41,5% россиян. По мнению «меньшинства», выборы прошли с многочисленными нарушениями, они не были свободными и справедливыми. «Большинство», естественно, придерживается противоположной точки зрения.
Выборы, таким образом, увеличили раскол в обществе, но на лето для сторонников и противников Путина уже подготовлен неприятный сюрприз в виде роста коммунальных тарифов, так что возможности сближения двух частей российского общества не стоит исключать. И это сближение произойдет на негативной основе.