Яков АЛЕКСЕЙЧИК, журналист
Эти заметки, конечно же, не претендуют на то, что они лучше всего отражают главную правду о событиях, случившихся в первые дни декабря 1991 г., когда «згубiлася» большая страна. Тем не менее, личное участие в них дает мне возможность восстановить не только какие-то важные детали, но и сделать определенные обобщения по поводу и «згубленага» СССР и «гибнущего» ныне ЕС, и нарождающегося ЕЭП.
Развод вместо примирения
О том, что первый президент России Б.Н. Ельцин приезжает в Минск, стало известно в самом начале декабря 1991 г. Правда, из его выступления в белорусском парламенте запомнилось лишь одно: Борис Николаевич, выглядевший на телеэкранах довольно кряжисто, вдруг поразил заметной худобой: пиджак на нем болтался почти как на вешалке, что зачастую характерно для людей, изрядно попивающих. Больше запечатлелось другое. Буквально за несколько дней до приезда московского гостя мне довелось побывать на приеме у главы правительства, поскольку была необходимость обговорить некоторые вопросы, связанные с деятельностью БелТА (тогда я работал директором агентства). О своих проблемах хлопотал и главный редактор газеты «Звязда» Владимир Наркевич, с которым мы и встретились в приемной В.Ф.Кебича.
Вячеслав Францевич, мотивируя тем, что вопросы у нас будут схожими, принял нас вместе. Выслушав и выдав свое резюме, премьер-министр вдруг завел разговор о предстоящем приезде Ельцина и добавил, что есть намерение пригласить в Минск и украинского президента Леонида Кравчука, с которым у российского лидера возникли разногласия. Те разногласия, насколько помнятся слова Кебича, касались подписания нового союзного договора. Союз в то время трясло по высшей шкале политических колебаний. Как с горечью констатировал Вячеслав Францевич, выполнялись только те указы президента СССР Горбачева, которые касались награждений да присвоения почетных званий.
После августовского путча в силу входил Ельцин. Положение с договором осложнялось и тем, что 1 декабря 1991 г. в Украине прошел референдум, в ходе которого большинство населения высказалось за независимость. Это в корне изменило манеру политического поведения Кравчука. Вот потому-то у Кебича и возникла идея пригласить его в белорусскую столицу, чтобы восстановить контакт между ним и Ельциным. «Если это удастся, буду считать это своей большой заслугой», - говорил Вячеслав Францевич.
Во время нашей беседы раздался звонок по ВЧ (специальная правительственная связь). Звонил тогдашний украинский премьер Фокин. Закончив разговор, Кебич хлопнул ладонью по столешнице: «Кравчук приедет!». Затем предупредил нас: «Никому ни слова!» Мы, разумеется, пообещали. А вечером на одном из приемов подошел главный редактор «Вечернего Минска» Сергей Сверкунов с вопросом, правда ли... И пересказал почти все, что касалось приезда Кравчука. Уклонившись от конкретного ответа, я поспешил к Владимиру Наркевичу: «Ты рассказывал кому-нибудь?». «Нет, конечно!» - удивился тот. Мы посмеялись над тем, как в правительстве хранят тайны... Вискулевский экспромт
Встреча Бориса Ельцина, Леонида Кравчука, Станислава Шушкевича и глав
правительств трех государств в Вискулях была назначена на субботу 8 декабря. Во второй половине дня в пятницу мне и позвонили: «Срочно к Дому правительства» На «Як-40» мы добрались до военного аэродрома в Засимовичах, что в Пружанском районе, оттуда на машинах - до бывшей хрущевской охотничьей резиденции. А она была уже переполнена. Команда Ельцина, команда Кравчука, плюс белорусские руководители, плюс их охрана.... Говорили, что в резиденцию, рассчитанную на 60 человек, прибыло чуть ли не в три раза больше. Журналистам, естественно, места не хватило. Ночевать нас отвезли в деревню Каменюки, где рядом с музеем, посвященном флоре и фауне Беловежской пущи, стояла деревянная гостиница, в то время пустовавшая, а потому совсем не отапливаемая. Мороз же был уже не на шутку крепкий.
Утром микроавтобусом нас снова доставили в Вискули. В главном зале уже совещались первые лица. Время от времени в дверях появлялись российский министр иностранных дел Андрей Козырев, Геннадий Бурбулис, игравший в окружении Ельцина одну из главных скрипок, начальник ельцинской охраны Коржаков, министр иностранных дел Беларуси Петр Кравченко. Один раз вышел Станислав Шушкевич и направился на улицу, чтобы, как он сказал, проветрить голову.
Связь была отключена. Сняв телефонную трубку, можно было услышать ту же музыку, что и в репродукторе, висевшем на стенке. О чем шла речь за закрытыми дверями, нам не было известно, но вряд ли кому-то из ожидавших окончания встречи приходило в голову, что речь идет о прекращении существования Союза ССР. Не возникала такая мысль, возможно, еще и потому, что охрану мероприятия с белорусской стороны обеспечивал лично председатель белорусского КГБ генерал-лейтенант Ширковский. Теперь трудно поверить, что он брался за эту миссию без ведома Москвы.
Впоследствии политики и журналисты часто задавали вопрос: знала ли заранее белорусская сторона, что ей будет предложено для обсуждения в Вискулях? Спрашивали об этом и меня, а вдруг слышал что-то. И тогда, и сейчас говорю, что, скорее всего, не знала. Все идеи, легшие в основу беловежских соглашений, привез с собой Ельцин со своей командой. Бывший председатель Верховного Совета БССР Николай Иванович Дементей сообщил в одном из интервью, что эти идеи Ельцин развивал еще летом и осенью 1991 г. и уже тогда предлагал подписать соответствующие документы, но Дементей отказался. Те же идеи команда российского президента и прихватила в Вискули.
Но, опять же, только в виде идей, а не готовых текстов. Потому белорусские политики, тот же Петр Кравченко, утверждали, что все готовилось, что называется, «с листа». В пользу «незнания» говорит и то, что, собираясь в пущу, хозяева политического пикника не позаботились даже о машинистке. Вряд ли белорусы предполагали принятие каких-то важных документов. Скорее всего, рассчитывали на то, о чем говорил Кебич: на примирение Ельцина и Кравчука. Но Ельцин и Кравчук уже точно знали, чего хотели, не зря при встрече в аэропорту украинский гость бросил фразу: «Ради какого-то коммюнике не стоило и приезжать!».
Роль машинистки тогда выполнила работница конторы заповедника «Беловежская пуща», которую вдруг оторвали от домашних дел и привезли в резиденцию вместе с машинкой. Она очень переживала, что не успела даже причесаться толком, поэтому все время просидела в меховой шапке. Говорят, что та машинка уже давно у какого-то коллекционера в Москве.
Ближе к обеду, которого не было, по крайней мере, для журналистов, в коридоре началось оживление. Стали носить белые столы и стыковать их в ряд, устанавливать на них флажки трех государств. Юрий Иванов сразу же защелкал фотоаппаратом. Уверен, он единственный в мире обладает уникальной коллекцией снимков того поворотного в истории дня.
Вскоре вышел В.Ф.Кебич и с напускной строгостью приказал нам... прикрыть глаза. Мне до сих пор представляется, хотя мы давно не виделись, что строгость у Вячеслава Францевича всегда была несколько напускной, поскольку по натуре он человек незлобивый. Но это мое личное мнение, возможно, кто-то скажет, что мне просто повезло не видеть его в гневе, хотя нахлобучки получать все же приходилось. С нашей стороны раздались возгласы: «Почему?», «Что случилось?». Вячеслав Францевич намекнул, что Борис Николаевич «не совсем в форме». Насколько помню, были употреблены именно эти слова. Сразу же заволновались мои коллеги: как же, собственно говоря, снимать? Но выход придумали довольно быстро. Условились: если Ельцин становится у левого края столов, фото- и тележурналисты занимают позицию справа. И наоборот. Ельцин был в хорошем настроении… В моем домашнем архиве есть копия того сообщения, которое вечером 8 декабря 1991 г. я по факсу отправил в Москву в ТАСС. В нем говорилось, что в Вискулях подписано соглашение, главными в котором были следующие слова: «…Республика Беларусь, Российская Федерация (РСФСР), Украина как государства-учредители Союза ССР, подписавшие Союзный Договор 1922 года, далее именуемые Высокими Договаривающимися Сторонами, констатируют, что Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование…».
Станислав Шушкевич тогда сказал: «Мы крайне обеспокоены положением, сложившимся в результате развала Союза. Поэтому в рамках конституционно предоставленных нам прав мы взяли на себя инициативу и подписали Соглашение об учреждении Содружества трех независимых государств. Подписание этого документа влечет за собой определенные структурные и властные изменения, поэтому мы договорились продолжить нашу работу». Борис Ельцин констатировал, что три народа решили действовать сообща. Он был в хорошем настроении, его самого тянуло на разговор. Однако руководитель пресс-службы российского Президента Василий Драговец, очевидно, очень стараясь в любом случае выполнить установку своего шефа, перебил его: «Борис Николаевич, не надо ничего говорить, все ясно!». На лице Ельцина отразилось изумление. «Ну, если вам все ясно...», - изрек он и в сопровождении помощника направился на второй этаж резиденции передохнуть. Шел второй час дня.
После того, как я подготовил сообщение для ТАСС и сам отпечатал
его на той же машинке, на которой готовились названные документы, оставалось только одно: передать написанное в Москву. Но связь не работала. Подошел Петр Кравченко и спросил, можно ли ему посмотреть мой текст. Я не возражал: какие могут быть секреты, если сообщение предназначено для открытой печати. Прочитав мои странички, министр поинтересовался, можно ли их показать Андрею Козыреву. «Пусть смотрит», - был мой ответ и на этот раз. Козырев быстро пробежал глазами по тексту и вернул написанное, произнеся лишь одно слово: «Безупречно». Но тут кто-то из наших же совминовцев, заглядывавших министрам через плечо, заявил, что надо подчеркнуть славянскость Содружества, мол, Соглашение подписано руководителями трех славянских республик. Козырев отреагировал очень резко: «Что вы несете! Мы же подчеркнули, что к Соглашению могут присоединиться другие страны, разделяющие наши цели и принципы». Вдруг «забузил» представитель Украины, довольно крупный вислоусый мужчина, фамилия которого не очень запомнилась, кажется, Крыжановский: мол, как это так, тут что-то пишут, а делегация независимой Украины ничего не знает. Вел он себя вызывающе, поэтому пришлось посоветовать ему написать и «независимое сообщение».
Время близилось к вечеру, давал о себе знать голод. Наконец в холл внесли два подноса. На одном лежали бутерброды, на другом стояли небольшие рюмки. Так как голодны были и журналисты, и все остальные, подносы опустели в мгновение ока. Где-то в это же время сообщили, что включена связь, и я побежал к телефону. Только набрал номер тассовских стенографисток и произнес начало фразы, меня дернули за плечо и сказали, что зовет Кебич. Последовал вопрос главы правительства:
Сколько успел передать?
Еще ничего.
Вот и хорошо. Должен прилететь президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, который сейчас в Москве, возможно, все придется начать сначала.
Скоро он будет? - спросил я.
Через час-полтора.
Было около семи вечера. Плюс час-полтора до приземления самолета с Назарбаевым в Засимовичах. Плюс его дорога в Вискули. Плюс новые переговоры. Похоже, подумалось, сегодня уже вряд ли удастся что-то передать в Москву. Но прошло не так уж много времени, и Кебич сообщил, что Назарбаев не прилетит, его задержал Горбачев. Я снова помчался к телефону. Однако поскольку по субботам стенографистки в ТАСС работали только до 20.00, по набранному номеру мне никто не ответил. Пришлось громко завопить, что мне нужен факс. Ведь это трагедия для журналиста: подготовить сообщение и не иметь возможности передать его в редакцию.
Факс нашли, возможно, тот самый, за которым посылали самолет в Минск. Четыре мои странички быстро проскочили через его нутро...
Через две недели после вискулевских решений главы республик, кроме прибалтийских, встретились в Алма-Ате. Там и была поставлена решающая точка в истории СССР. Первым нам об этом сообщил пресс-секретарь Нурсултана Назарбаева, с которым перед этим пришлось повоевать за аккредитацию для белорусских журналистов. «Советского Союза больше нет», - сказал он. Кто-то спросил его: «Знает ли об этом Горбачев?». Он бесцеремонно ответил: «Вы и сообщите, если хотите».
На обратном из казахстанской столицы пути, благо лететь долго, мы задавали вопросы членам белорусской делегации. Подошли и к Зенону Позняку - тогда руководителю Белорусского народного фронта. Он заявил, что вбит решающий гвоздь в гроб империи, а все договоренности о дальнейшем взаимодействии и братском сотрудничестве республик гроша ломаного не стоят, поскольку, когда дойдет дело до дележа, все рассорятся, каждый начнет тянуть одеяло на себя. Привожу его слова не дословно, но смысл, ручаюсь, помню точно. Свобода не предусматривает счастья?
Развод вместо примирения
О том, что первый президент России Б.Н. Ельцин приезжает в Минск, стало известно в самом начале декабря 1991 г. Правда, из его выступления в белорусском парламенте запомнилось лишь одно: Борис Николаевич, выглядевший на телеэкранах довольно кряжисто, вдруг поразил заметной худобой: пиджак на нем болтался почти как на вешалке, что зачастую характерно для людей, изрядно попивающих. Больше запечатлелось другое. Буквально за несколько дней до приезда московского гостя мне довелось побывать на приеме у главы правительства, поскольку была необходимость обговорить некоторые вопросы, связанные с деятельностью БелТА (тогда я работал директором агентства). О своих проблемах хлопотал и главный редактор газеты «Звязда» Владимир Наркевич, с которым мы и встретились в приемной В.Ф.Кебича.
Вячеслав Францевич, мотивируя тем, что вопросы у нас будут схожими, принял нас вместе. Выслушав и выдав свое резюме, премьер-министр вдруг завел разговор о предстоящем приезде Ельцина и добавил, что есть намерение пригласить в Минск и украинского президента Леонида Кравчука, с которым у российского лидера возникли разногласия. Те разногласия, насколько помнятся слова Кебича, касались подписания нового союзного договора. Союз в то время трясло по высшей шкале политических колебаний. Как с горечью констатировал Вячеслав Францевич, выполнялись только те указы президента СССР Горбачева, которые касались награждений да присвоения почетных званий.
После августовского путча в силу входил Ельцин. Положение с договором осложнялось и тем, что 1 декабря 1991 г. в Украине прошел референдум, в ходе которого большинство населения высказалось за независимость. Это в корне изменило манеру политического поведения Кравчука. Вот потому-то у Кебича и возникла идея пригласить его в белорусскую столицу, чтобы восстановить контакт между ним и Ельциным. «Если это удастся, буду считать это своей большой заслугой», - говорил Вячеслав Францевич.
Во время нашей беседы раздался звонок по ВЧ (специальная правительственная связь). Звонил тогдашний украинский премьер Фокин. Закончив разговор, Кебич хлопнул ладонью по столешнице: «Кравчук приедет!». Затем предупредил нас: «Никому ни слова!» Мы, разумеется, пообещали. А вечером на одном из приемов подошел главный редактор «Вечернего Минска» Сергей Сверкунов с вопросом, правда ли... И пересказал почти все, что касалось приезда Кравчука. Уклонившись от конкретного ответа, я поспешил к Владимиру Наркевичу: «Ты рассказывал кому-нибудь?». «Нет, конечно!» - удивился тот. Мы посмеялись над тем, как в правительстве хранят тайны... Вискулевский экспромт
Встреча Бориса Ельцина, Леонида Кравчука, Станислава Шушкевича и глав
правительств трех государств в Вискулях была назначена на субботу 8 декабря. Во второй половине дня в пятницу мне и позвонили: «Срочно к Дому правительства» На «Як-40» мы добрались до военного аэродрома в Засимовичах, что в Пружанском районе, оттуда на машинах - до бывшей хрущевской охотничьей резиденции. А она была уже переполнена. Команда Ельцина, команда Кравчука, плюс белорусские руководители, плюс их охрана.... Говорили, что в резиденцию, рассчитанную на 60 человек, прибыло чуть ли не в три раза больше. Журналистам, естественно, места не хватило. Ночевать нас отвезли в деревню Каменюки, где рядом с музеем, посвященном флоре и фауне Беловежской пущи, стояла деревянная гостиница, в то время пустовавшая, а потому совсем не отапливаемая. Мороз же был уже не на шутку крепкий.
Утром микроавтобусом нас снова доставили в Вискули. В главном зале уже совещались первые лица. Время от времени в дверях появлялись российский министр иностранных дел Андрей Козырев, Геннадий Бурбулис, игравший в окружении Ельцина одну из главных скрипок, начальник ельцинской охраны Коржаков, министр иностранных дел Беларуси Петр Кравченко. Один раз вышел Станислав Шушкевич и направился на улицу, чтобы, как он сказал, проветрить голову.
Связь была отключена. Сняв телефонную трубку, можно было услышать ту же музыку, что и в репродукторе, висевшем на стенке. О чем шла речь за закрытыми дверями, нам не было известно, но вряд ли кому-то из ожидавших окончания встречи приходило в голову, что речь идет о прекращении существования Союза ССР. Не возникала такая мысль, возможно, еще и потому, что охрану мероприятия с белорусской стороны обеспечивал лично председатель белорусского КГБ генерал-лейтенант Ширковский. Теперь трудно поверить, что он брался за эту миссию без ведома Москвы.
Впоследствии политики и журналисты часто задавали вопрос: знала ли заранее белорусская сторона, что ей будет предложено для обсуждения в Вискулях? Спрашивали об этом и меня, а вдруг слышал что-то. И тогда, и сейчас говорю, что, скорее всего, не знала. Все идеи, легшие в основу беловежских соглашений, привез с собой Ельцин со своей командой. Бывший председатель Верховного Совета БССР Николай Иванович Дементей сообщил в одном из интервью, что эти идеи Ельцин развивал еще летом и осенью 1991 г. и уже тогда предлагал подписать соответствующие документы, но Дементей отказался. Те же идеи команда российского президента и прихватила в Вискули.
Но, опять же, только в виде идей, а не готовых текстов. Потому белорусские политики, тот же Петр Кравченко, утверждали, что все готовилось, что называется, «с листа». В пользу «незнания» говорит и то, что, собираясь в пущу, хозяева политического пикника не позаботились даже о машинистке. Вряд ли белорусы предполагали принятие каких-то важных документов. Скорее всего, рассчитывали на то, о чем говорил Кебич: на примирение Ельцина и Кравчука. Но Ельцин и Кравчук уже точно знали, чего хотели, не зря при встрече в аэропорту украинский гость бросил фразу: «Ради какого-то коммюнике не стоило и приезжать!». Роль машинистки тогда выполнила работница конторы заповедника «Беловежская пуща», которую вдруг оторвали от домашних дел и привезли в резиденцию вместе с машинкой. Она очень переживала, что не успела даже причесаться толком, поэтому все время просидела в меховой шапке. Говорят, что та машинка уже давно у какого-то коллекционера в Москве.
Ближе к обеду, которого не было, по крайней мере, для журналистов, в коридоре началось оживление. Стали носить белые столы и стыковать их в ряд, устанавливать на них флажки трех государств. Юрий Иванов сразу же защелкал фотоаппаратом. Уверен, он единственный в мире обладает уникальной коллекцией снимков того поворотного в истории дня.
Вскоре вышел В.Ф.Кебич и с напускной строгостью приказал нам... прикрыть глаза. Мне до сих пор представляется, хотя мы давно не виделись, что строгость у Вячеслава Францевича всегда была несколько напускной, поскольку по натуре он человек незлобивый. Но это мое личное мнение, возможно, кто-то скажет, что мне просто повезло не видеть его в гневе, хотя нахлобучки получать все же приходилось. С нашей стороны раздались возгласы: «Почему?», «Что случилось?». Вячеслав Францевич намекнул, что Борис Николаевич «не совсем в форме». Насколько помню, были употреблены именно эти слова. Сразу же заволновались мои коллеги: как же, собственно говоря, снимать? Но выход придумали довольно быстро. Условились: если Ельцин становится у левого края столов, фото- и тележурналисты занимают позицию справа. И наоборот. Ельцин был в хорошем настроении… В моем домашнем архиве есть копия того сообщения, которое вечером 8 декабря 1991 г. я по факсу отправил в Москву в ТАСС. В нем говорилось, что в Вискулях подписано соглашение, главными в котором были следующие слова: «…Республика Беларусь, Российская Федерация (РСФСР), Украина как государства-учредители Союза ССР, подписавшие Союзный Договор 1922 года, далее именуемые Высокими Договаривающимися Сторонами, констатируют, что Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование…».
Станислав Шушкевич тогда сказал: «Мы крайне обеспокоены положением, сложившимся в результате развала Союза. Поэтому в рамках конституционно предоставленных нам прав мы взяли на себя инициативу и подписали Соглашение об учреждении Содружества трех независимых государств. Подписание этого документа влечет за собой определенные структурные и властные изменения, поэтому мы договорились продолжить нашу работу». Борис Ельцин констатировал, что три народа решили действовать сообща. Он был в хорошем настроении, его самого тянуло на разговор. Однако руководитель пресс-службы российского Президента Василий Драговец, очевидно, очень стараясь в любом случае выполнить установку своего шефа, перебил его: «Борис Николаевич, не надо ничего говорить, все ясно!». На лице Ельцина отразилось изумление. «Ну, если вам все ясно...», - изрек он и в сопровождении помощника направился на второй этаж резиденции передохнуть. Шел второй час дня.
После того, как я подготовил сообщение для ТАСС и сам отпечатал
его на той же машинке, на которой готовились названные документы, оставалось только одно: передать написанное в Москву. Но связь не работала. Подошел Петр Кравченко и спросил, можно ли ему посмотреть мой текст. Я не возражал: какие могут быть секреты, если сообщение предназначено для открытой печати. Прочитав мои странички, министр поинтересовался, можно ли их показать Андрею Козыреву. «Пусть смотрит», - был мой ответ и на этот раз. Козырев быстро пробежал глазами по тексту и вернул написанное, произнеся лишь одно слово: «Безупречно». Но тут кто-то из наших же совминовцев, заглядывавших министрам через плечо, заявил, что надо подчеркнуть славянскость Содружества, мол, Соглашение подписано руководителями трех славянских республик. Козырев отреагировал очень резко: «Что вы несете! Мы же подчеркнули, что к Соглашению могут присоединиться другие страны, разделяющие наши цели и принципы». Вдруг «забузил» представитель Украины, довольно крупный вислоусый мужчина, фамилия которого не очень запомнилась, кажется, Крыжановский: мол, как это так, тут что-то пишут, а делегация независимой Украины ничего не знает. Вел он себя вызывающе, поэтому пришлось посоветовать ему написать и «независимое сообщение».
Время близилось к вечеру, давал о себе знать голод. Наконец в холл внесли два подноса. На одном лежали бутерброды, на другом стояли небольшие рюмки. Так как голодны были и журналисты, и все остальные, подносы опустели в мгновение ока. Где-то в это же время сообщили, что включена связь, и я побежал к телефону. Только набрал номер тассовских стенографисток и произнес начало фразы, меня дернули за плечо и сказали, что зовет Кебич. Последовал вопрос главы правительства:
Сколько успел передать?
Еще ничего.
Вот и хорошо. Должен прилететь президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, который сейчас в Москве, возможно, все придется начать сначала.
Скоро он будет? - спросил я.
Через час-полтора.
Было около семи вечера. Плюс час-полтора до приземления самолета с Назарбаевым в Засимовичах. Плюс его дорога в Вискули. Плюс новые переговоры. Похоже, подумалось, сегодня уже вряд ли удастся что-то передать в Москву. Но прошло не так уж много времени, и Кебич сообщил, что Назарбаев не прилетит, его задержал Горбачев. Я снова помчался к телефону. Однако поскольку по субботам стенографистки в ТАСС работали только до 20.00, по набранному номеру мне никто не ответил. Пришлось громко завопить, что мне нужен факс. Ведь это трагедия для журналиста: подготовить сообщение и не иметь возможности передать его в редакцию.
Факс нашли, возможно, тот самый, за которым посылали самолет в Минск. Четыре мои странички быстро проскочили через его нутро...
Через две недели после вискулевских решений главы республик, кроме прибалтийских, встретились в Алма-Ате. Там и была поставлена решающая точка в истории СССР. Первым нам об этом сообщил пресс-секретарь Нурсултана Назарбаева, с которым перед этим пришлось повоевать за аккредитацию для белорусских журналистов. «Советского Союза больше нет», - сказал он. Кто-то спросил его: «Знает ли об этом Горбачев?». Он бесцеремонно ответил: «Вы и сообщите, если хотите».
На обратном из казахстанской столицы пути, благо лететь долго, мы задавали вопросы членам белорусской делегации. Подошли и к Зенону Позняку - тогда руководителю Белорусского народного фронта. Он заявил, что вбит решающий гвоздь в гроб империи, а все договоренности о дальнейшем взаимодействии и братском сотрудничестве республик гроша ломаного не стоят, поскольку, когда дойдет дело до дележа, все рассорятся, каждый начнет тянуть одеяло на себя. Привожу его слова не дословно, но смысл, ручаюсь, помню точно. Свобода не предусматривает счастья?
И вот пробежало двадцать лет. Важнейшим признаком новой реальности является самостоятельная Беларусь. Однако до сих пор политики спорят, можно ли было спасти Союз. Говорят разное. Одни называют его распад геополитической катастрофой. Другие, как российский думец Константин Затулин, говорят, что он не стал бы ни профессором, ни депутатом парламента, сохранись СССР, выходит, чего сожалеть. Мне несколько не по себе, но по другой причине. Попадая в места, где раньше чувствовал себя, как дома, понимаешь, что ты уже за границей: другие законы, другие деньги, другая форма у милиции (полиции) и военных, уже далеко не все говорят на языке, который раньше назывался то великим и могучим, то языком межнационального общения. Раньше «моими» были и Черное море, и Балтийское, и Каспийское с Тихим океаном - захотел и поехал, теперь же, чтобы заглянуть к приятелю в Вильнюс, до которого из Минска ближе, чем до Вискулей, нужна виза, иначе шлагбаум на границе не откроется. Не совсем уютно чувствуешь себя даже в Москве, которая была общей столицей.
Однако есть вопросы, которые возбуждают не только сожаление такого рода. Один из них в декабре 2010 г. во время интервью был задан бывшему председателю Совета Национальностей Верховного Совета СССР Рафику Нишанову: «Стали ли счастливыми народы бывших республик СССР, получив независимость?». Нишанов ответил: «Они не стали счастливыми, но они стали свободными». Но в таком случае неизбежен новый вопрос: «Что это за свобода, которая не предусматривает счастья?». А за ним и еще один: «Стала ли счастливой сама Россия, усилиями которой, в первую очередь, и был развален СССР, когда она стряхнула с себя «обузу окраин», о необходимости чего в свое время в Москве говорилось довольно часто?».
За двадцать лет сказано много, притом зачастую несовместимого, но словесный поток не иссякает. В России не прочь порассуждать о том, зачем им кормить белорусов, еще злее высказываются об Украине: та, мол, если и способна на что-либо, так это заполнить вакансии в европейских и турецких борделях. И все это вперемежку с утверждениями, что русские, белорусы и украинцы являются единым народом. Так разве можно так о братьях и сестрах? Если сподручнее «без окраин», то зачем вспоминать о единых корнях…
Однако «младшие братья» в этом смысле тоже хороши. Они «хором» сделали Россию преемницей не только международных обязательств, под которыми подписывался СССР, но всего того негатива, который был в его семидесятилетней истории. Послушав кое-кого из бывших «советских младших», можно подумать, что все, кроме русских, те семь десятилетий прожили в СССР в белых костюмах и белых перчатках, на которые не пало ни соринки, ни пылинки. Даже земляки Сталина и Берии претендуют на такие одеяния, хотя отнюдь не Ежов придумал «лагерную пыль».
Некоторые из «младших» пошли еще дальше: они корят русских буквально за все плохое во всей своей истории, даже если она тысячелетняя и не всегда от России зависела. Ну а уж за нынешние неурядицы вина обязательно возлагается на нее. Она плоха, потому что не дает сырья, не снижает цены, закрывает границы. Вот только почему она должна давать, снижать и открывать тем, кто ее называет плохой? И если она так плоха, отчего обитатели почти всех бывших союзных республик в эту Россию массово на заработки прутся? Наши земляки тоже там не редкость. Одни источники твердят о 600 тыс., другие целый миллион называют. Казалось бы «вражеский» кусок должен горло царапать?
В бывшем соцлагере - тоже нечто подобное. Совсем недавно польский журнал «Политика» писал о 400-летии, как он выразился, «главной польской победы», когда во время русской Смуты начала ХVII в. была оккупирована Москва и в плен взят бывший русский царь Василий Шуйский, а также русский патриарх Филарет. Тот Василий и умер в польском плену вместе с одним из братьев. Но недавно Польша заявила, что будет обращаться в международный арбитраж в Стокгольме с жалобой на то, что в Москве отказываются снижать цену на газ. А с какого пятерика, позвольте спросить, Москва должна ее снижать для тех, кто считает ее врагом уже несколько столетий!?
Да, за двадцать лет в мире много всякой воды утекло, но почему-то она течет в разные стороны. Бывший генеральный секретарь ООН Бутрос Гали примерно тогда, когда прекращал свое существование Советский Союз, утверждал, что процесс образования национальных государств будет продолжаться, что вскоре их число приблизится к четырем сотням, т.е. фактически удвоится. Такое ощущение, что он слышал выступления Леонида Кравчука, который любил порассуждать о разнице между общим домом и отдельными квартирами. Виднейший американский социолог Амитаи Этциони полагает, что на политической карте мира уже нет такой точки, где бы не было желающих возвести президентский дворец. При этом кое-кто уточняет, что национальным государствам будет отведена роль местных шерифов, задача которых - обеспечивать безопасность международному капиталу. Некоторые аналитики добавляют к сказанному для пущей убедительности, что ни в одном из священных писаний - речь идет о мировых религиях - ничего не говорится о праве наций на самоопределение, мол, это человеки напридумали. А еще цифрами напоминают, что национализм, существенно увеличив количество стран на планете, столь же существенно уменьшил население этих стран. Только в войнах между Индией, Пакистаном, Бангладеш погибли десятки миллионов. А кто, к слову говоря, сосчитал жертвы конфликтов в Приднестровье, Киргизии, Узбекистане, Армении, Грузии, на Северном Кавказе, хотя там она тоже лилась, как водица.
Но в последнее время появились публикации, в которых говорится, что «после распада СССР прошло уже достаточно времени для того, чтобы со всей определенностью сказать, что осмысление национальных концепций развития показывает, что ни одна из стран СНГ, развиваясь в одиночку, не имеет стратегических перспектив выживания». И еще, что «постсоветская история, для которой декабрь 1991-го служил точкой отсчета, во всех смыслах исчерпала себя», более того, «мировая история - цепь зарождения и распада империй». Согласитесь, это уже иной тренд. Выходит, не все так однозначно с отдельными квартирами? Так, возможно, самый главный вопрос состоит в том, можно ли добиться счастья поодиночке? Не только человеку, ибо давно сказано, что одинокий человек всегда несчастлив, но и народу, так как народ состоит из человеков.
А теперь вспомним, что через два года после развала СССР был создан Евросоюз, в котором исчезли пограничные заставы и таможни, появились общая валюта, общее законодательство, парламент и правительство, называемое Еврокомиссией. Именно этот Союз для миллиардов жителей планеты казался образцом благополучия и конечной целью устремлений. Но на исходе минувшего года он оказался под угрозой развала, и большинство аналитиков, опрошенных агентством Рейтер, сомневаются, что ЕС переживет нынешний год.
Однако есть вопросы, которые возбуждают не только сожаление такого рода. Один из них в декабре 2010 г. во время интервью был задан бывшему председателю Совета Национальностей Верховного Совета СССР Рафику Нишанову: «Стали ли счастливыми народы бывших республик СССР, получив независимость?». Нишанов ответил: «Они не стали счастливыми, но они стали свободными». Но в таком случае неизбежен новый вопрос: «Что это за свобода, которая не предусматривает счастья?». А за ним и еще один: «Стала ли счастливой сама Россия, усилиями которой, в первую очередь, и был развален СССР, когда она стряхнула с себя «обузу окраин», о необходимости чего в свое время в Москве говорилось довольно часто?».
За двадцать лет сказано много, притом зачастую несовместимого, но словесный поток не иссякает. В России не прочь порассуждать о том, зачем им кормить белорусов, еще злее высказываются об Украине: та, мол, если и способна на что-либо, так это заполнить вакансии в европейских и турецких борделях. И все это вперемежку с утверждениями, что русские, белорусы и украинцы являются единым народом. Так разве можно так о братьях и сестрах? Если сподручнее «без окраин», то зачем вспоминать о единых корнях…
Однако «младшие братья» в этом смысле тоже хороши. Они «хором» сделали Россию преемницей не только международных обязательств, под которыми подписывался СССР, но всего того негатива, который был в его семидесятилетней истории. Послушав кое-кого из бывших «советских младших», можно подумать, что все, кроме русских, те семь десятилетий прожили в СССР в белых костюмах и белых перчатках, на которые не пало ни соринки, ни пылинки. Даже земляки Сталина и Берии претендуют на такие одеяния, хотя отнюдь не Ежов придумал «лагерную пыль».
Некоторые из «младших» пошли еще дальше: они корят русских буквально за все плохое во всей своей истории, даже если она тысячелетняя и не всегда от России зависела. Ну а уж за нынешние неурядицы вина обязательно возлагается на нее. Она плоха, потому что не дает сырья, не снижает цены, закрывает границы. Вот только почему она должна давать, снижать и открывать тем, кто ее называет плохой? И если она так плоха, отчего обитатели почти всех бывших союзных республик в эту Россию массово на заработки прутся? Наши земляки тоже там не редкость. Одни источники твердят о 600 тыс., другие целый миллион называют. Казалось бы «вражеский» кусок должен горло царапать?
В бывшем соцлагере - тоже нечто подобное. Совсем недавно польский журнал «Политика» писал о 400-летии, как он выразился, «главной польской победы», когда во время русской Смуты начала ХVII в. была оккупирована Москва и в плен взят бывший русский царь Василий Шуйский, а также русский патриарх Филарет. Тот Василий и умер в польском плену вместе с одним из братьев. Но недавно Польша заявила, что будет обращаться в международный арбитраж в Стокгольме с жалобой на то, что в Москве отказываются снижать цену на газ. А с какого пятерика, позвольте спросить, Москва должна ее снижать для тех, кто считает ее врагом уже несколько столетий!?
Да, за двадцать лет в мире много всякой воды утекло, но почему-то она течет в разные стороны. Бывший генеральный секретарь ООН Бутрос Гали примерно тогда, когда прекращал свое существование Советский Союз, утверждал, что процесс образования национальных государств будет продолжаться, что вскоре их число приблизится к четырем сотням, т.е. фактически удвоится. Такое ощущение, что он слышал выступления Леонида Кравчука, который любил порассуждать о разнице между общим домом и отдельными квартирами. Виднейший американский социолог Амитаи Этциони полагает, что на политической карте мира уже нет такой точки, где бы не было желающих возвести президентский дворец. При этом кое-кто уточняет, что национальным государствам будет отведена роль местных шерифов, задача которых - обеспечивать безопасность международному капиталу. Некоторые аналитики добавляют к сказанному для пущей убедительности, что ни в одном из священных писаний - речь идет о мировых религиях - ничего не говорится о праве наций на самоопределение, мол, это человеки напридумали. А еще цифрами напоминают, что национализм, существенно увеличив количество стран на планете, столь же существенно уменьшил население этих стран. Только в войнах между Индией, Пакистаном, Бангладеш погибли десятки миллионов. А кто, к слову говоря, сосчитал жертвы конфликтов в Приднестровье, Киргизии, Узбекистане, Армении, Грузии, на Северном Кавказе, хотя там она тоже лилась, как водица.
Но в последнее время появились публикации, в которых говорится, что «после распада СССР прошло уже достаточно времени для того, чтобы со всей определенностью сказать, что осмысление национальных концепций развития показывает, что ни одна из стран СНГ, развиваясь в одиночку, не имеет стратегических перспектив выживания». И еще, что «постсоветская история, для которой декабрь 1991-го служил точкой отсчета, во всех смыслах исчерпала себя», более того, «мировая история - цепь зарождения и распада империй». Согласитесь, это уже иной тренд. Выходит, не все так однозначно с отдельными квартирами? Так, возможно, самый главный вопрос состоит в том, можно ли добиться счастья поодиночке? Не только человеку, ибо давно сказано, что одинокий человек всегда несчастлив, но и народу, так как народ состоит из человеков.
А теперь вспомним, что через два года после развала СССР был создан Евросоюз, в котором исчезли пограничные заставы и таможни, появились общая валюта, общее законодательство, парламент и правительство, называемое Еврокомиссией. Именно этот Союз для миллиардов жителей планеты казался образцом благополучия и конечной целью устремлений. Но на исходе минувшего года он оказался под угрозой развала, и большинство аналитиков, опрошенных агентством Рейтер, сомневаются, что ЕС переживет нынешний год.
Однако в то самое время, на которое выпало 20-летие развала СССР, когда затрещал Евросоюз, главами трех государств СНГ (опять трех) заявлено о намерении создать Евразийский Союз. Притом создать на развалинах бывшего СССР, а двое из президентов представляют республики, бывшие «подписантами» в Вискулях, среди которых и Россия. Как ни крути, но по ходу этого строительства отдельные квартиры снова все больше будут напоминать общий дом. Так, может, главный ответ состоит в том, что народы, как и отдельно взятые люди, не в состоянии построить «одиночное счастье», ибо для такого строительства нужны более массовые усилия?
На сей счет тоже будет масса суждений. Экономических, политических… Но, похоже, надо учесть еще один нюанс, касающийся «стыковок и нестыковок». Недавно по одному из телеканалов показывали прекрасный фильм советских времен «Влюблен по собственному желанию» с Олегом Янковским и Еленой Глушенко в главных ролях. В нем героиня Евгении Глушенко высказала такую мысль: люди в какой-то мере подобны дикобразам, бредущим по открытому полю. На холодном ветру они инстинктивно жмутся один к другому, чтобы согреться, но при этом ранят друг друга своими длинными и острыми колючками. Возможно, этими словами обозначено нечто очень важное и для народов, если учесть, что у них есть не только национальные интересы, но и амбиции-колючки? И пусть никого не смущает сравнение с дикобразом. Энциклопедии утверждают, что это собратья бобров, а кто же не уважает трудягу-бобра…
На сей счет тоже будет масса суждений. Экономических, политических… Но, похоже, надо учесть еще один нюанс, касающийся «стыковок и нестыковок». Недавно по одному из телеканалов показывали прекрасный фильм советских времен «Влюблен по собственному желанию» с Олегом Янковским и Еленой Глушенко в главных ролях. В нем героиня Евгении Глушенко высказала такую мысль: люди в какой-то мере подобны дикобразам, бредущим по открытому полю. На холодном ветру они инстинктивно жмутся один к другому, чтобы согреться, но при этом ранят друг друга своими длинными и острыми колючками. Возможно, этими словами обозначено нечто очень важное и для народов, если учесть, что у них есть не только национальные интересы, но и амбиции-колючки? И пусть никого не смущает сравнение с дикобразом. Энциклопедии утверждают, что это собратья бобров, а кто же не уважает трудягу-бобра…
{jcomments on}